«Моё одинокое божество». Рассказ
Меня назначили в жертву великому божеству. Обычно ему отдавали рабынь, но иногда, перед войной, желая избежать грядущих несчастий, или за преступления родни божество получало знатную девушку. Моего жениха изгнали за отказ почтить божество – однажды он не стал кланяться изображению существа с телом коня и торсом мужчины, посреди лба которого зиял единственный глаз. Мой жених крикнул – это не бог, человеческие жертвы напрасны, все застыли от страха, не убили его, и он успел бежать. Ему вслед бросали камни.
Мой отец умолял Главного жреца – невест не казнят за преступления женихов, но жрец заподозрил его в богохульстве, и отец смирился, проклиная тот день, когда позволил выбрать мне, и я выбрала моего возлюбленного, отказав Главному жрецу.
<cut>Меня умыли водой, полной розовых лепестков, умастили розовым маслом, проверили мою девственность – божеству отдавали только невинных девушек, и опустили в подземелье под храмом, из которого начинался ход в пещеры - жилище божества. Протрубили в рог, призывая его, и моё сердце замерло от стука копыт.
Он был огромен и страшен. Ноги не держали меня, я упала, и он унёс меня в своё логово. Я очнулась от зловонного дыхания и подняла голову. Божество держало меня за талию, оставив внизу тонкую ткань. Его огромный глаз был напротив моего лица, рот приоткрыт. Я смотрела в чёрный зрачок, и чудовище не отводило от меня взгляда, не мигая. На его голове росла шерсть. Тёмно-рыжая, как у нашего старого пса. И дышало божество тяжело, как наш пёс. Не знаю, зачем, я подняла руки и положила их на голову божества. Провела, погладила, коснулась ушей, похожих на человеческие, замерла, подумав – он убьёт меня за мою дерзость. Но глаз мигнул, божество заворчало и посадило меня на каменный выступ. Я продолжала гладить его шерсть, а он ворчал, прикрыв глаз. Мне стало холодно, я была совершенно обнажена. Догадавшись, он опустил меня вниз, и я взяла свою ткань. Он поднял меня на руки и принёс к подземной реке. Он хотел пить и жадно пил, наклонившись к воде. Я черпала воду ладонью, а он смотрел на меня и стал пить так же, подражая мне. Я улыбнулась, он увидел меня в темноте и довольно заворчал. Откуда он знает, что такое улыбка?
Он понёс меня в своё логово. Дорогой я видела много костей, с ужасом думая, что мне не уйти отсюда. В его логове, наверное, живут другие девушки, ведь никто выходил от него, но как долго человек может прожить под землёй? В смрадной пещере были лишь кости и шкуры, на одной из которой он лёг, подобрав ноги, а я пристроилась рядом, чтобы не замёрзнуть.
Не знаю, был день или ночь наверху, когда мы проснулись и вышли из логова. Он оставил меня у реки и ускакал. Я сидела и ждала его, не зная, есть ли выход из этой пещеры. Он вернулся, держа в руках убитое животное, я не знаю, какое, стал есть, а я с трудом сдержала тошноту. Он оторвал кусок мяса и протянул мне. Как я ни была голодна, сырое мясо есть не могла, к тому же постоянно думала, куда делись другие девушки – ведь рабынь ему приводили каждые три дня. Он смотрел на меня, наверное, удивляясь, почему я не ем, трогал мои волосы, я пыталась разобрать выражение на его морде и не показать страха. Потом он остановился, прислушался, резко наклонился к воде и вытащил пойманную рыбу. Я попробовала и поняла – есть сырую рыбу легче, чем мясо. Он довольно ворчал, потом опустился рядом, и я гладила шерсть на его голове.
Под землёй не было ни дня, ни ночи, я не знала, сколько времени пробыла у него, когда однажды, проснувшись, не нашла его рядом. Мой слух различил человеческий крик, сначала испуганный, потом пронзительный. Кричала женщина. Я побежала, не обращая внимания, что камни царапают ноги. Крик становился всё страшнее, и вот я разобрала громкое урчание, вернее, чавканье. Он, держа перед собой, как раньше меня, обнажённую девушку, откусывал её грудь. На месте второй уже кровоточила ужасная рана. Мой вопль смешался с её криком. Божество обернулось, мигнуло, его язык облизал кровь вокруг рта. Он бросил добычу и удивлённо смотрел на меня, потом пододвинул жертву ко мне, ещё живую. Он думал, что я хочу её съесть сама? Без сил я опустилась на колени рядом с несчастной. Что мне было делать? Рука нащупала острый камень. Чем ещё я могла ей помочь? Один удар прекратил мучения. Кровь из смертельной раны на шее обрызгала мне лицо, а он, довольный, жадно сосал эту кровь, приникнув ртом к трупу. Я не подымалась, мою голову сдавила ужасная боль. Почему чудовище помиловало меня? Почему не сожрало, как остальных?
Изо всех сил я оттолкнула его голову от тела несчастной девушки. Пусть он рассердится и убьёт меня, всё равно я долго не проживу! Но он не рассердился, отошёл и переминался с ноги на ногу рядом. Я оттащила тело в какую-то впадину и стала забрасывать камнями. Он помогал. Как он силён! Огромные камни поднимал, как орехи…
Мне стало всё равно. Я сидела на берегу подземной реки, ничего не желая. Он скулил рядом, протягивая мне рыбу, потом сел, подогнув ноги, и положил голову мне на колени. Я подумала, что, наверное, могу убить его камнем, когда он заснёт, но не стала пытаться.
Во сне он ворчал, постанывал, чесался. У него были блохи. В подземных лабиринтах живут чудовища, страдающие от насекомых. Наверное, и меня будут кусать эти твари, если я проживу здесь ещё неделю. Мне опять стало холодно. Проснувшись, он понуро направился куда-то вглубь пещеры, оборачиваясь и поджидая, когда я догоню его. Я пошла рядом.
Скоро я увидела вдалеке мерцающий свет. Неужели солнце? Но нет, зеленоватое сияние шло от стен. Мы пришли в огромный зал, и я с удивлением поняла, что стены обработаны. Кем? Людьми? Или такими же чудовищами, как он, шедший рядом? Я смотрела на стены и стала различать рисунки. Там были существа, похожие на него, но не только с мужскими торсами. Были самки и детёныши рядом с ними. Головы некоторых украшали уборы. Я вдруг подумала – он может говорить, у него горло такое, как у человека, но он только ворчит, будь в его речи смысл, я бы, наверное, догадалась. И где другие, такие, как он?
Как будто прочитав мои мысли, он шумно вздохнул. Неужели он остался последним? Последний из древней расы, некогда могущественной, но вымершей или истреблённой. Кем? Людьми? Мой народ поклоняется ему, как божеству, но мы пришли на эти земли всего триста лет назад. Предания говорят, мы застали эту землю пустой, стали поклоняться духам этой земли и её божеству. Но так ли это? Или здесь были люди, воевавшие с народом полуконей? Или странные существа перебили себя сами, может быть, их уничтожила болезнь? Сколько лет тому, кто со мной рядом? Я решила – он очень стар. Вздыхает, как мой пёс незадолго до смерти.
Я остановилась, пытаясь разглядеть ещё и немного отдохнуть. Мои ноги истёрлись в кровь. Он поднял меня и посадил на спину, а я обняла его. Он повёз меня назад, в своё логово, к смраду которого я уже привыкла.
Мы вместе спали, гуляли по лабиринту, он кормил меня рыбой и иногда оставлял на берегу реки, чтобы поохотиться. Однажды он вдруг очнулся от дрёмы у меня на коленях, поднял голову, сильное тело напряглось, и мой обострившийся слух различил звуки рога. Прошло три дня, люди приготовили ему новую трапезу. Я схватила его за шею, он ворчал, но позволил мне сесть на его круп и поскакал к выходу.
Вот и пещера, куда опускают жертвы. Юная девушка, судя по татуировке на руке, рабыня, сдавленно вскрикнула. Он, голодный, протянул к ней руки, жадно облизываясь. Я спрыгнула на землю и схватила его руки, отводя их от неё. Он ворчал, на сей раз сердито, но я не боялась. Уже ничего не боялась. Пока я жива, он не будет пожирать человеческих жертв. Он уступил, обиженно скуля. Люди наверху возбуждённо показывали на меня пальцами, удивляясь, что я жива. Я крикнула: «Божество не хочет больше человеческих жертв! Приведите быка!». Люди отошли от края пропасти, переговариваясь между собой. Я уловила недовольный голос Главного жреца: «Бык вдвое дороже рабыни! Наш доблестный царь много рабов привёл из похода, божество надо отблагодарить за победу», но я продолжала кричать: «Дайте быка! Его хватит дольше, как двух рабынь! И спустите мне хлеба!». Как мне хотелось тёплую лепёшку…
Главному жрецу пришлось уступить, и скоро я услышала мычание. Бык упирался, но люди спустили его вниз, дали мне хлеб и забрали с собой девушку. Бык пытался боднуть чудовище, но один удар сломал шею животного. Полуконь был очень силён и доволен новым кушаньем, которое потащил за собой за ноги, а я вновь сидела у него на спине. В этот день мне было лучше, хотя лепёшка оказалась чёрствой.
До следующего рога мы всё больше времени проводили в старинном зале. Я смотрела рисунки, а он вздыхал рядом. Помнит ли он свою мать? Сколько лет он живёт один? Был ли один все годы, когда ему стали приносить жертвы, или раньше в пещерах жили несколько полуконей, но они умерли, и он остался последним?
Он привёл меня к тёплым источникам, и мы купались в них, согреваясь, но когда я выходила, холод пробирал ещё сильнее. Почему они тёплые, а не холодные, как другие? Может быть, под землёй есть огонь?
Я пыталась пальцами перебирать его шерсть, убивала насекомых, но их было слишком много, я не могла помочь полуконю без гребешка. Он всё равно был мне благодарен, лизал руки, обнимал, стараясь, чтобы мне было тепло. Однажды мне приснилось, что он овладел мной, как женщиной, и во сне меня пробил пот. К счастью, он ничего не заметил. Наверное, я не напоминала ему самок его породы, или он был очень стар.
В следующий раз лепёшки были необыкновенно свежи и ароматны. Я вцепилась зубами в первую, но полуконь, принюхавшись, рассердился, заворчал, отобрал её у меня и отбросил прочь. Я сначала подумала – он не знает запаха свежего хлеба, но ведь и чёрствого – тоже. Главный жрец мог решить отравить меня? Зачем? Я и так не проживу долго… Может быть, когда-то и полуконя пытались отравить?
Лепёшки съели какие-то мелкие животные, похожие на крыс, и, возвращаясь в логово, я увидела несколько маленьких трупов. Яд. Я отправилась к выходу, позвав полуконя за собой. Выйдя в пещеру, стала громко звать людей, обвинять Главного жреца в том, что он хочет отравить избранницу божества. Люди наверху шептались, испуганные, что я всё ещё жива. Главный жрец сверху пытался отрицать, но его голос дрожал, ему было не заглушить мой крик, а полуконь заревел. Боже, как он ревел! Люди обезумели от страха, позатыкали уши, и бросили вниз барана. Я кричала, требуя дать мне не отравленной еды, одежду, гребень и мыло на лечебной траве, грозила местью божества, и мне спустили всё, что я хотела. Ела осторожно – вдруг жрец не боится мести, зная, что божество – всего лишь последний из погибшего народа, старый и одинокий? Но яда сегодня не оказалось, может быть, жрец не успел положить его.
Я намыливала шерсть на голове полуконя в тёплой воде, он ворчал, но терпел. Я долго осторожно расчёсывала его, убирая убитых блох – таким мылом я когда-то спасала от них своего старого пса. Он терпел. Ночью спал спокойно и утром благодарно лизал мне руку. Он не такой, как животное – животные не благодарят за лекарство, мне много раз говорил человек, лечивший моего пса. Полуконь когда-то понимал, как человек, может быть, разговаривал, но, одинокий, забыл все слова.
Не знаю, как долго ещё мы прожили вместе. Меня стало знобить, не спасали ни шкуры, ни тепло его тела, не купание. Мне нужно солнце, я не могу жить под землёй! Я стала искать выход. Он должен быть. Я упорно ходила по коридорам, каждый раз пробираясь всё дальше. Он следовал за мной, недоумённо скуля. И вот однажды мне показалось, повеяло ветром. Полуконь остановился, взял меня за руку, хотел увести назад, но я вырвалась и пошла в тот коридор. Полуконь мог схватить меня и унести, но он следовал за мной, я слышала за спиной его тяжёлое дыхание, и мне стало жаль его. Он так одинок… Но я шла и шла, и увидела блеск. Зажмурилась, не веря, что это – солнце. Полуконь застонал, но я побежала, ослеплённая, туда, где виднелся свет, он скакал за мной, и вот впереди раздались голоса, наверное, послышались, я бежала к ним, не думая, что люди опаснее подземных коридоров.
Солнце, трава… Полуконь выбрался за мной и застонал, ничего не способный увидеть. Мои глаза отвыкли от солнца за несколько недель, а сколько лет он не покидал своего подземного убежища? Вдруг со всех сторон полетели стрелы, копья, камни. Я испугалась, но людям была нужна не я. Они пришли сюда убить чудовище, которое, уже раненое, пыталось прикрыть меня своим телом. Он умер, положив голову мне на колени, а я плакала. Люди радовались, а я плакала. Мой жених поднял меня на руки, завернул в плащ и благодарил бога за моё спасение. Какого бога? Ведь они убили наше божество… Мой жених думал, я плачу от счастья, но мне было жаль бедного полуконя. Он был голоден, он мог есть животных, как едим мы, разве он виноват, что люди приводили ему себе подобных? Он был так стар, и так одинок…
Жених передал меня каким-то женщинам, вымывшим меня в тёплой воде и напоившим отваром. Я была молода и крепка, всего неделя понадобилась, чтобы вновь стать красивой.
Мой жених просил прощения, что не предвидел – Главный жрец будет мстить мне. Говорил, что он не один роптал на всевластие Главного жреца, подчинившего даже царя. Но даже самые смелые боялись божества и не верили, что под землёй живёт чудовище, которое можно убить. Я вздохнула – зачем было его убивать, он был стар, несчастен и боялся солнца, но ничего не сказала. По городу прошёл слух, что божеству не нужны больше человеческие жертвы и он требует мыла, лечащего от блох. Его друзья поверили, что под землёй живёт чудовище, а не божество, и пошли с моим женихом тайно искать другой вход в пещеру. Кто-то слышал от стариков – этот вход есть, но давно забыт. Мой жених был умён, он внимательно разглядывал траву, деревья, камни, и нашёл вход. Они расширили его, но боялись идти в пещеру, придумывая, как выманить чудовище, когда я вывела его под их стрелы. Я привела на смерть моего бедного полуконя, а он пытался меня защитить. Я устала, я так устала… Мой жених спросил, как я сумела, приручить чудовище, и я заплакала, сказав, что он был похож на моего старого пса. Мой жених обнимал меня, гладя по волосам, но я не могла забыть несчастного полуконя. Меня спросили, что я видела в подземелье, и я ничего не сказала про светящийся зал. Зачем? Породы полуконей нет больше, зачем тревожить их прах?
Меня поили молоком, я так давно не пила молока… И вот мой жених сказал, что мы возвращаемся в город. Он хранил голову полуконя в ящике с солью, и теперь держал её за волосы, показывая всем встречным. Люди в страхе уступали дорогу тому, кто сумел убить божество.
Мы ехали рядом, мой жених, победивший божество, и я – его укротительница. Друзья следовали за нами, и никто не посмел преградить нам дорогу. На главной площади царь, скрывая страх, сделал знак убить нас, но наш лучник был наготове, и стрела пронзила горло царя. Главный жрец поклонился победителю и объявил царём его. Люди восхваляли нас, упав на колени. Девушка, которую должны были принести в жертву, пробилась сквозь толпу, и целовала мою ногу в стремени. Я смотрела на людей, и не знала, вижу их во сне или наяву. Мне было жаль бедного полуконя.
Меня отвели в дом моего отца, и все, даже мои родители, кланялись мне, как богине – ведь я укротила божество. Со мной были слуги из царских покоев. Меня, как перед тем, как принести в жертву, умыли водой, полной розовых лепестков, умастили розовым маслом, и проверили мою девственность – ведь мне предстояло стать женой царя.
Наутро царь, мой жених, приехал за мной в дом моего отца. Он был прекрасен, одетый в золотую парчу, и назвал прекрасной меня. Как царь и царица мы вошли в храм, где были уничтожены все изображения старого божества, и поклонились новому, которому не нужны человеческие жертвы. Но, молясь доброму богу, я втайне просила прощения у моего бедного полуконя, которого люди назвали божеством, и, ища власти, приносили жертвы, которых он не просил.</cut>
Меня назначили в жертву великому божеству. Обычно ему отдавали рабынь, но иногда, перед войной, желая избежать грядущих несчастий, или за преступления родни божество получало знатную девушку. Моего жениха изгнали за отказ почтить божество – однажды он не стал кланяться изображению существа с телом коня и торсом мужчины, посреди лба которого зиял единственный глаз. Мой жених крикнул – это не бог, человеческие жертвы напрасны, все застыли от страха, не убили его, и он успел бежать. Ему вслед бросали камни.
Мой отец умолял Главного жреца – невест не казнят за преступления женихов, но жрец заподозрил его в богохульстве, и отец смирился, проклиная тот день, когда позволил выбрать мне, и я выбрала моего возлюбленного, отказав Главному жрецу.
<cut>Меня умыли водой, полной розовых лепестков, умастили розовым маслом, проверили мою девственность – божеству отдавали только невинных девушек, и опустили в подземелье под храмом, из которого начинался ход в пещеры - жилище божества. Протрубили в рог, призывая его, и моё сердце замерло от стука копыт.
Он был огромен и страшен. Ноги не держали меня, я упала, и он унёс меня в своё логово. Я очнулась от зловонного дыхания и подняла голову. Божество держало меня за талию, оставив внизу тонкую ткань. Его огромный глаз был напротив моего лица, рот приоткрыт. Я смотрела в чёрный зрачок, и чудовище не отводило от меня взгляда, не мигая. На его голове росла шерсть. Тёмно-рыжая, как у нашего старого пса. И дышало божество тяжело, как наш пёс. Не знаю, зачем, я подняла руки и положила их на голову божества. Провела, погладила, коснулась ушей, похожих на человеческие, замерла, подумав – он убьёт меня за мою дерзость. Но глаз мигнул, божество заворчало и посадило меня на каменный выступ. Я продолжала гладить его шерсть, а он ворчал, прикрыв глаз. Мне стало холодно, я была совершенно обнажена. Догадавшись, он опустил меня вниз, и я взяла свою ткань. Он поднял меня на руки и принёс к подземной реке. Он хотел пить и жадно пил, наклонившись к воде. Я черпала воду ладонью, а он смотрел на меня и стал пить так же, подражая мне. Я улыбнулась, он увидел меня в темноте и довольно заворчал. Откуда он знает, что такое улыбка?
Он понёс меня в своё логово. Дорогой я видела много костей, с ужасом думая, что мне не уйти отсюда. В его логове, наверное, живут другие девушки, ведь никто выходил от него, но как долго человек может прожить под землёй? В смрадной пещере были лишь кости и шкуры, на одной из которой он лёг, подобрав ноги, а я пристроилась рядом, чтобы не замёрзнуть.
Не знаю, был день или ночь наверху, когда мы проснулись и вышли из логова. Он оставил меня у реки и ускакал. Я сидела и ждала его, не зная, есть ли выход из этой пещеры. Он вернулся, держа в руках убитое животное, я не знаю, какое, стал есть, а я с трудом сдержала тошноту. Он оторвал кусок мяса и протянул мне. Как я ни была голодна, сырое мясо есть не могла, к тому же постоянно думала, куда делись другие девушки – ведь рабынь ему приводили каждые три дня. Он смотрел на меня, наверное, удивляясь, почему я не ем, трогал мои волосы, я пыталась разобрать выражение на его морде и не показать страха. Потом он остановился, прислушался, резко наклонился к воде и вытащил пойманную рыбу. Я попробовала и поняла – есть сырую рыбу легче, чем мясо. Он довольно ворчал, потом опустился рядом, и я гладила шерсть на его голове.
Под землёй не было ни дня, ни ночи, я не знала, сколько времени пробыла у него, когда однажды, проснувшись, не нашла его рядом. Мой слух различил человеческий крик, сначала испуганный, потом пронзительный. Кричала женщина. Я побежала, не обращая внимания, что камни царапают ноги. Крик становился всё страшнее, и вот я разобрала громкое урчание, вернее, чавканье. Он, держа перед собой, как раньше меня, обнажённую девушку, откусывал её грудь. На месте второй уже кровоточила ужасная рана. Мой вопль смешался с её криком. Божество обернулось, мигнуло, его язык облизал кровь вокруг рта. Он бросил добычу и удивлённо смотрел на меня, потом пододвинул жертву ко мне, ещё живую. Он думал, что я хочу её съесть сама? Без сил я опустилась на колени рядом с несчастной. Что мне было делать? Рука нащупала острый камень. Чем ещё я могла ей помочь? Один удар прекратил мучения. Кровь из смертельной раны на шее обрызгала мне лицо, а он, довольный, жадно сосал эту кровь, приникнув ртом к трупу. Я не подымалась, мою голову сдавила ужасная боль. Почему чудовище помиловало меня? Почему не сожрало, как остальных?
Изо всех сил я оттолкнула его голову от тела несчастной девушки. Пусть он рассердится и убьёт меня, всё равно я долго не проживу! Но он не рассердился, отошёл и переминался с ноги на ногу рядом. Я оттащила тело в какую-то впадину и стала забрасывать камнями. Он помогал. Как он силён! Огромные камни поднимал, как орехи…
Мне стало всё равно. Я сидела на берегу подземной реки, ничего не желая. Он скулил рядом, протягивая мне рыбу, потом сел, подогнув ноги, и положил голову мне на колени. Я подумала, что, наверное, могу убить его камнем, когда он заснёт, но не стала пытаться.
Во сне он ворчал, постанывал, чесался. У него были блохи. В подземных лабиринтах живут чудовища, страдающие от насекомых. Наверное, и меня будут кусать эти твари, если я проживу здесь ещё неделю. Мне опять стало холодно. Проснувшись, он понуро направился куда-то вглубь пещеры, оборачиваясь и поджидая, когда я догоню его. Я пошла рядом.
Скоро я увидела вдалеке мерцающий свет. Неужели солнце? Но нет, зеленоватое сияние шло от стен. Мы пришли в огромный зал, и я с удивлением поняла, что стены обработаны. Кем? Людьми? Или такими же чудовищами, как он, шедший рядом? Я смотрела на стены и стала различать рисунки. Там были существа, похожие на него, но не только с мужскими торсами. Были самки и детёныши рядом с ними. Головы некоторых украшали уборы. Я вдруг подумала – он может говорить, у него горло такое, как у человека, но он только ворчит, будь в его речи смысл, я бы, наверное, догадалась. И где другие, такие, как он?
Как будто прочитав мои мысли, он шумно вздохнул. Неужели он остался последним? Последний из древней расы, некогда могущественной, но вымершей или истреблённой. Кем? Людьми? Мой народ поклоняется ему, как божеству, но мы пришли на эти земли всего триста лет назад. Предания говорят, мы застали эту землю пустой, стали поклоняться духам этой земли и её божеству. Но так ли это? Или здесь были люди, воевавшие с народом полуконей? Или странные существа перебили себя сами, может быть, их уничтожила болезнь? Сколько лет тому, кто со мной рядом? Я решила – он очень стар. Вздыхает, как мой пёс незадолго до смерти.
Я остановилась, пытаясь разглядеть ещё и немного отдохнуть. Мои ноги истёрлись в кровь. Он поднял меня и посадил на спину, а я обняла его. Он повёз меня назад, в своё логово, к смраду которого я уже привыкла.
Мы вместе спали, гуляли по лабиринту, он кормил меня рыбой и иногда оставлял на берегу реки, чтобы поохотиться. Однажды он вдруг очнулся от дрёмы у меня на коленях, поднял голову, сильное тело напряглось, и мой обострившийся слух различил звуки рога. Прошло три дня, люди приготовили ему новую трапезу. Я схватила его за шею, он ворчал, но позволил мне сесть на его круп и поскакал к выходу.
Вот и пещера, куда опускают жертвы. Юная девушка, судя по татуировке на руке, рабыня, сдавленно вскрикнула. Он, голодный, протянул к ней руки, жадно облизываясь. Я спрыгнула на землю и схватила его руки, отводя их от неё. Он ворчал, на сей раз сердито, но я не боялась. Уже ничего не боялась. Пока я жива, он не будет пожирать человеческих жертв. Он уступил, обиженно скуля. Люди наверху возбуждённо показывали на меня пальцами, удивляясь, что я жива. Я крикнула: «Божество не хочет больше человеческих жертв! Приведите быка!». Люди отошли от края пропасти, переговариваясь между собой. Я уловила недовольный голос Главного жреца: «Бык вдвое дороже рабыни! Наш доблестный царь много рабов привёл из похода, божество надо отблагодарить за победу», но я продолжала кричать: «Дайте быка! Его хватит дольше, как двух рабынь! И спустите мне хлеба!». Как мне хотелось тёплую лепёшку…
Главному жрецу пришлось уступить, и скоро я услышала мычание. Бык упирался, но люди спустили его вниз, дали мне хлеб и забрали с собой девушку. Бык пытался боднуть чудовище, но один удар сломал шею животного. Полуконь был очень силён и доволен новым кушаньем, которое потащил за собой за ноги, а я вновь сидела у него на спине. В этот день мне было лучше, хотя лепёшка оказалась чёрствой.
До следующего рога мы всё больше времени проводили в старинном зале. Я смотрела рисунки, а он вздыхал рядом. Помнит ли он свою мать? Сколько лет он живёт один? Был ли один все годы, когда ему стали приносить жертвы, или раньше в пещерах жили несколько полуконей, но они умерли, и он остался последним?
Он привёл меня к тёплым источникам, и мы купались в них, согреваясь, но когда я выходила, холод пробирал ещё сильнее. Почему они тёплые, а не холодные, как другие? Может быть, под землёй есть огонь?
Я пыталась пальцами перебирать его шерсть, убивала насекомых, но их было слишком много, я не могла помочь полуконю без гребешка. Он всё равно был мне благодарен, лизал руки, обнимал, стараясь, чтобы мне было тепло. Однажды мне приснилось, что он овладел мной, как женщиной, и во сне меня пробил пот. К счастью, он ничего не заметил. Наверное, я не напоминала ему самок его породы, или он был очень стар.
В следующий раз лепёшки были необыкновенно свежи и ароматны. Я вцепилась зубами в первую, но полуконь, принюхавшись, рассердился, заворчал, отобрал её у меня и отбросил прочь. Я сначала подумала – он не знает запаха свежего хлеба, но ведь и чёрствого – тоже. Главный жрец мог решить отравить меня? Зачем? Я и так не проживу долго… Может быть, когда-то и полуконя пытались отравить?
Лепёшки съели какие-то мелкие животные, похожие на крыс, и, возвращаясь в логово, я увидела несколько маленьких трупов. Яд. Я отправилась к выходу, позвав полуконя за собой. Выйдя в пещеру, стала громко звать людей, обвинять Главного жреца в том, что он хочет отравить избранницу божества. Люди наверху шептались, испуганные, что я всё ещё жива. Главный жрец сверху пытался отрицать, но его голос дрожал, ему было не заглушить мой крик, а полуконь заревел. Боже, как он ревел! Люди обезумели от страха, позатыкали уши, и бросили вниз барана. Я кричала, требуя дать мне не отравленной еды, одежду, гребень и мыло на лечебной траве, грозила местью божества, и мне спустили всё, что я хотела. Ела осторожно – вдруг жрец не боится мести, зная, что божество – всего лишь последний из погибшего народа, старый и одинокий? Но яда сегодня не оказалось, может быть, жрец не успел положить его.
Я намыливала шерсть на голове полуконя в тёплой воде, он ворчал, но терпел. Я долго осторожно расчёсывала его, убирая убитых блох – таким мылом я когда-то спасала от них своего старого пса. Он терпел. Ночью спал спокойно и утром благодарно лизал мне руку. Он не такой, как животное – животные не благодарят за лекарство, мне много раз говорил человек, лечивший моего пса. Полуконь когда-то понимал, как человек, может быть, разговаривал, но, одинокий, забыл все слова.
Не знаю, как долго ещё мы прожили вместе. Меня стало знобить, не спасали ни шкуры, ни тепло его тела, не купание. Мне нужно солнце, я не могу жить под землёй! Я стала искать выход. Он должен быть. Я упорно ходила по коридорам, каждый раз пробираясь всё дальше. Он следовал за мной, недоумённо скуля. И вот однажды мне показалось, повеяло ветром. Полуконь остановился, взял меня за руку, хотел увести назад, но я вырвалась и пошла в тот коридор. Полуконь мог схватить меня и унести, но он следовал за мной, я слышала за спиной его тяжёлое дыхание, и мне стало жаль его. Он так одинок… Но я шла и шла, и увидела блеск. Зажмурилась, не веря, что это – солнце. Полуконь застонал, но я побежала, ослеплённая, туда, где виднелся свет, он скакал за мной, и вот впереди раздались голоса, наверное, послышались, я бежала к ним, не думая, что люди опаснее подземных коридоров.
Солнце, трава… Полуконь выбрался за мной и застонал, ничего не способный увидеть. Мои глаза отвыкли от солнца за несколько недель, а сколько лет он не покидал своего подземного убежища? Вдруг со всех сторон полетели стрелы, копья, камни. Я испугалась, но людям была нужна не я. Они пришли сюда убить чудовище, которое, уже раненое, пыталось прикрыть меня своим телом. Он умер, положив голову мне на колени, а я плакала. Люди радовались, а я плакала. Мой жених поднял меня на руки, завернул в плащ и благодарил бога за моё спасение. Какого бога? Ведь они убили наше божество… Мой жених думал, я плачу от счастья, но мне было жаль бедного полуконя. Он был голоден, он мог есть животных, как едим мы, разве он виноват, что люди приводили ему себе подобных? Он был так стар, и так одинок…
Жених передал меня каким-то женщинам, вымывшим меня в тёплой воде и напоившим отваром. Я была молода и крепка, всего неделя понадобилась, чтобы вновь стать красивой.
Мой жених просил прощения, что не предвидел – Главный жрец будет мстить мне. Говорил, что он не один роптал на всевластие Главного жреца, подчинившего даже царя. Но даже самые смелые боялись божества и не верили, что под землёй живёт чудовище, которое можно убить. Я вздохнула – зачем было его убивать, он был стар, несчастен и боялся солнца, но ничего не сказала. По городу прошёл слух, что божеству не нужны больше человеческие жертвы и он требует мыла, лечащего от блох. Его друзья поверили, что под землёй живёт чудовище, а не божество, и пошли с моим женихом тайно искать другой вход в пещеру. Кто-то слышал от стариков – этот вход есть, но давно забыт. Мой жених был умён, он внимательно разглядывал траву, деревья, камни, и нашёл вход. Они расширили его, но боялись идти в пещеру, придумывая, как выманить чудовище, когда я вывела его под их стрелы. Я привела на смерть моего бедного полуконя, а он пытался меня защитить. Я устала, я так устала… Мой жених спросил, как я сумела, приручить чудовище, и я заплакала, сказав, что он был похож на моего старого пса. Мой жених обнимал меня, гладя по волосам, но я не могла забыть несчастного полуконя. Меня спросили, что я видела в подземелье, и я ничего не сказала про светящийся зал. Зачем? Породы полуконей нет больше, зачем тревожить их прах?
Меня поили молоком, я так давно не пила молока… И вот мой жених сказал, что мы возвращаемся в город. Он хранил голову полуконя в ящике с солью, и теперь держал её за волосы, показывая всем встречным. Люди в страхе уступали дорогу тому, кто сумел убить божество.
Мы ехали рядом, мой жених, победивший божество, и я – его укротительница. Друзья следовали за нами, и никто не посмел преградить нам дорогу. На главной площади царь, скрывая страх, сделал знак убить нас, но наш лучник был наготове, и стрела пронзила горло царя. Главный жрец поклонился победителю и объявил царём его. Люди восхваляли нас, упав на колени. Девушка, которую должны были принести в жертву, пробилась сквозь толпу, и целовала мою ногу в стремени. Я смотрела на людей, и не знала, вижу их во сне или наяву. Мне было жаль бедного полуконя.
Меня отвели в дом моего отца, и все, даже мои родители, кланялись мне, как богине – ведь я укротила божество. Со мной были слуги из царских покоев. Меня, как перед тем, как принести в жертву, умыли водой, полной розовых лепестков, умастили розовым маслом, и проверили мою девственность – ведь мне предстояло стать женой царя.
Наутро царь, мой жених, приехал за мной в дом моего отца. Он был прекрасен, одетый в золотую парчу, и назвал прекрасной меня. Как царь и царица мы вошли в храм, где были уничтожены все изображения старого божества, и поклонились новому, которому не нужны человеческие жертвы. Но, молясь доброму богу, я втайне просила прощения у моего бедного полуконя, которого люди назвали божеством, и, ища власти, приносили жертвы, которых он не просил.</cut>
Ближе к концу молитвы всем сказали взять в руки подношения. Я достала деньги, но оказалось, речь шла о съестном, которое многие принесли с собой. Такой новогодний обычай. Соседки наделили меня конфетами и печеньем. Потом, если я правильно поняла, можно было это съедать. Я сгрызла печенюшку, а конфеты вместе с деньгами положила перед священным изображением, как делали многие прихожане.
Гм, зарядники аж к трём приборам - телефону, фотоаппарату и наладоннику. Теперь понятно, зачем во всю выпускают комбайны. Зато нет кипятильника - мама перестала подсовывать мне его по советской привычке. Знает, всё равно не возьму.
